Вчера за комодом нашел пару пакетиков ангельской пыли.
Пакетики, конечно, громко сказано.
Как обычно она была завернута в белый целофановый мешочек и перевязана розовой ленточкой.
Он считал это своим незатейливым афтографом.
Я пару раз подшучивал, что лучше бы ленточка была черной, чем розовой, но он воспринимал это всерьез и обижался.
Несильно.
Прошло где-то три года с нашей последней встречи.
Ему тогда было чтоли дватцать пять, чтоли двадцать шесть.
Молодой парень, вечно небритый и с потрепанной невзрачной одежкой.
Не то, чтобы ему нравилось так выглядеть, просто он не считал нужным что-либо менять.
Познакомились мы с ним в небольшом кафе в центре города, где я переодически играл на фортопиано за пару чашек кофе и пачку сигарет.
Он же приходил туда после бессонных ночей, чтобы попробовать проснуться.
Ему это редко удавалось.
Со-временем он начал заказывать понравившиеся ему композиции и оставлял неплохие чаевые.
Я был только за, так как лишние деньги никогда не мешали, да и играть один и тот же репертуар намного легче, чем заучивать постоянно новый.
После его похорон я получил письмо, в котором он просил выполнить несколько указаний.
По-сути я закончил его дела.